  Действовавшая
при японской колонизации система просвещения
включала в себя: народные начальные школы с
шестилетним сроком обучения, начальные
повышенные школы с двухгодичным обучением (7—8-е
классы), гимназии и специальные вспомогательные
училища. Гимназии давали общее среднее
образование, обучение мальчиков и девочек было
раздельным. В Тойохаре имелось 11 начальных школ,
три гимназии, из них две женские, а также
индустриальное, медицинское,
торгово-коммерческое и педагогическое училища.
Функционировали учебные центры молодежи. В
Новоалександровске находились колониальное
училище пансионного типа и
научно-исследовательский институт звероводства
и сельского хозяйства.Относительно здравоохранения особо
следует выделить то обстоятельство, что
находилось оно в ведении полицейского ведомства.
В Тойохарском районе с населением более 46 тысяч
человек работало 24 врача, имелось семь больниц на
468 коек, в том числе 185 коек были частными. Твердым
инвентарем они почти не обеспечивались. Только
20—30 % больниц имели железные кровати. Больные
поступали со своей постелью, кухонной утварью,
продуктами питания, спали, как правило, на полу. В
связи с нехваткой врачей практиковалась выдача
временных врачебных свидетельств лицам, не
имевшим медицинского образования. Младший
медицинский персонал совершенно отсутствовал,
больные обслуживались родственниками. Палаты
обогревались железными печами.
Централизованного снабжения медикаментами не
существовало. Разрешение на право изготовления и
продажи лекарственных средств давалось
губернатором. Не было скорой помощи,
специализированных диспансеров, санитарной
службы, учреждений по охране матери и ребенка.
Отсутствовал медицинский транспорт.
Особо надо сказать
об отношении японских властей к корейцам,
которых на Южном Сахалине к концу военных
действий насчитывалось 23,5 тысячи. В основном
насильственно завезенные сюда, они работали по
12—16 часов в сутки на самых тяжелых работах — на
строительстве шахт, дорог, на лесозаготовках,
осушении болот. Их труд почти ничем не отличался
от рабского труда средневековья. За малейшее
нарушение режима сажали в карцер, били розгами, а
за попытку к побегу — расстреливали. Труд
корейцев оплачивался на 10—50 % ниже труда
японских рабочих. Приходилось получать жалкие
гроши, которых не хватало даже на покупку риса.
Не только в
Тойохаре, но и на всем Южном Сахалине не было ни
одной корейской школы, а доступ корейских детей в
японские школы был ограничен. Основная масса
корейцев не умела ни читать, ни писать. Шла
насильственная ассимиляция. Корейцев заставляли
говорить только по-японски, носить фамилии и
имена только японские.
Вот что
рассказывал рабочий производственного
объединения «Сахалинлеспром» Нам Ин Себ: «Я
работал на шахте „Найбути“. Нас было около
тысячи. Поселили в холодные бараки по 20 человек в
тесной грязной клетушке. На двух человек
выдавали одно одеяло. На день нам давали
деревянную миску жидкой соевой каши. Тех, кто
протестовал, страшно избивали. Чуть ли не каждый
день в забое случались аварии, гибли люди, но их
даже не пытались откапывать. От изнурительного
труда мы устраивали побеги. Тех, кого поймали,
японцы бросали в „такобею“, люди там не
выживали. Южный Сахалин, где колонизация всего и
вся шла самым беззастенчивым образом, стал для
корейских трудящихся настоящим местом каторги».
Политическое
влияние на население наряду с официальными
средствами информации оказывалось через
множество других организаций. В их числе были:
штаб ассоциации помощи императорскому трону,
молодежный патриотический союз, студенческие
формирования для противодействия десантным
группам врага, филиалы всеяпонской лиги женщин,
женского и молодежного союзов Великой Японии,
союза помощи военнослужащим, отделения союза
резервистов, патриотические общества,
создававшиеся на предприятиях из числа рабочих,
отряды народного ополчения для ведения
партизанской войны, отряды самообороны во главе
с мэрами городов, группы соседской помощи,
работавшие под наблюдением полиции. |
