Цунами 1952 года, Северо-Курильск | www.sakhalin.ru
А. Я. Мезис
Трагедия пятьдесят второго
Это с 4 на 5 ноября было...
Ни в Северо-Курильске, ни у нас, в Козыревске, ни на других комбинатах еще не выдали зарплату. Я в Козыревске почему оказался? Старпом на судне остался, а мы со стармехом сошли на берег. Я обычно получал там ведомость и деньги, а потом на судне выдавал ребятам, они расписывались, и я сдавал ведомость в бухгалтерию. В общем я приехал получить зарплату, а заодно и дома побывать - семья у меня жила в Козыревске, и вот ночью это и началось.
Землетрясение было очень сильное. Там часто были землетрясения, вообще острова без конца трясло, привыкли уж и не обращали на это внимания, особенно если всего балла 2-3. Те, кто на берегу, конечно, всегда их ощущали, а мы в море землетрясения вовсе не чувствовали.
Так вот, когда начало сильно трясти, многие, да, собственно, почти все люди совершенно не знали, что бывают на море такие волны - цунами. Я кое-что читал о них в морских учебниках. Но это так... мало ли о чем читаем? Истинного представления о них и о том, какую беду они приносят, не было...
Помню, с постели соскочил, а пол из-под ног выдергивает, и будильник упал, и темнота - свет давали от электростанции до 11-12 часов. Но у меня дома аккумулятор и лампочка были. Дети же все-таки, один совсем маленький - мало ли что ночью? Ну, включил свет, под ногами - будильник, и стрелки на циферблате показывали десять минут четвертого. Это мне врезалось в память.. А в доме - он был японский длинный, барачного типа, из восьми квартир - шум, крики.
Люди выскакивали на улицу. Я в окно глянул. Что там такое?.. Не пойму. И так, в этой суматохе, шуме, минут 10-15 прошло. Жена еще спала с ребятишками, затем старший проснулся, бормочет: "Чего это такое?", а она ему: "Спи", а маленький, как спал, так и не проснулся.
Потом слышу люди кричат: "Волна! Волна!".
Это была первая, невысокая волна, которая по берегу прокатилась. Она, как я после увидел, пирсы разломала, снесла с них транспортеры, по которым рыба шла, и обмыла нижние дома - по окна. Людей, конечно, это страшно переполошило. Они все и удрали сразу - так что здесь у нас жертв не было.
А вот дальше - там берег сразу круто поднимался вверх метров на 30 с лишним над уровнем моря, - там вроде сильно забурлило и опять крики: "Волна, волна!". Тут мне в голову стукнуло: "Стоп! После сильного землетрясения могут быть волны большие". Я сказал жене: "Ты, давай вставай и ребят одевай, видишь, там "волна" кричат". Жена: "Да что, в первый раз трясет? Потрясет да перестанет". У меня привычки нет ругаться, а тут запалил, как говорится, с верхнего этажа: "Вставай! Одевай ребят!". А сам думаю: мол, как друзья там, Костя Тодоров, Сашка Ерушевич - одесситы. Надо сбегать, посмотреть. Они там, ближе к морю, остались.
Ну, вышел из дома. А ночь светлая, тихая. Луна прямо над проливом. Добежал до их дома - целый, только заметно, что вода до окон поднималась. И песок вокруг так разровняло, ну, прямо, как на хорошем пляже. А пирсы раскурочены...
Тут ко мне два парня присоединились, один - старшина военного катера а второй - рыбообработчик консервного завода. Вот мы втроем пошли вниз по берегу, а вода в море отступает, дно оголяется. Этот парень, рыбообработчик сказал: "Смотрите-ка, дно появляется, и песок даже там, где стояли на якорях, - мест у пирса не было". Увидели мы чей-то якорь оборванный. А парень усмехнулся: "Если так вода будет уходить, то мы через час в Северо-Курильск придем". А я сказал: "Парни, это плохая примета. Кажется, дно оголяется перед новой волной".
Вскоре внимание наше привлек какой-то гул со стороны океана. Гул этот все время усиливался, нарастал. Посмотрели мы в сторону океана, а под луной - такая светлая полоса по воде. Не просто дорожка, а полоса. Мы ее когда увидели, она тонкая была. И вот стала толстеть. "Ребята, - сказал я, - вот этот гул... полоса - это волна катится, давайте-ка отсюда смываться". Я вспомнил в ту минуту, как в морском учебнике про эти волны написано. И мы сначала от нее - шагом, шагом, а она нарастала c огромной быстротой. И гул нарастал. Грохот.
Мы бегом, а потом видим, что она близко, страшно стало и все понятно - мы во всю прыть. Чья-то корова мимо нас пробежала, и тут мы тропинку заметили, и по ней - вверх и вверх. На взгорье вбежали, дальше бы надо, а сил уже нет, сердце жутко колотилось. Приостановились. Видим - серая масса вала катит вроде бы не очень быстро, но какая громада!.. И вот ударила в завод, накрыла его частично и как бы толкнула - все эти строения моментально начали всплывать, разваливаясь на бревна и доски, и вода погнала их впереди себя. Она все несла, руша, сжевывая на своем пути другие постройки, и буквально за какие-нибудь две-три минуты прокатилась по всему берегу. Затем вода стала снижаться, скатываться.
Открылся берег. А мы стоим с выпученными глазами и не верим тому, что видим. Были постройки - ничего нет. Как дворник с метлой прошел и все подмел - берег чистый.
Потом видим, когда в сторону Северо-Курильска глянули, - хотя это ж не день, хорошо не рассмотришь, но увидели, что вода оттуда хлынула черная - это обломки города заполнили бухту, и из них - крики. Душераздирающие крики. Стоим, смотрим. Что делать?!
Тут вот, перед нами - овражек небольшой, ручеек по нему бежал, - так весь этот овражек забило обломками завода: торчали доски, бревна, брусья, железные прутья. А как наши бараки? Как там?.. Чтобы увидеть их, в обход надо идти, - это далеко и страшно, и быстрее надо знать, живы ли дети, жена. Я через эти обломки полез, чтобы выйти к погранзаставе. Там, на ее территории, я уже заметил людей - весь двор заполнили; плач, крики. Прибежал туда, своих ищу.
Смотрю - жена стоит. Подошел к ней, а она стоит и от страха ничего сказать не может - она и дети тоже видели, как катился этот водяной вал. Вдруг вижу: младшенького она вверх ногами держит - вместо головы пятка его из одеяла торчит, и он молчит там. "Переверни его", - сказал я. Она перевернула и заново перепеленала его.
Выше погранзаставы домик стоял, жили в нем старички - мы с ними дружили. Они к нам относились хорошо. Сам старик Лукашенко - с Украины. Я и сказал жене: "Пошли к Лукашенко". Пошли туда и другие, набились в домик. Все женщины, смотрю, страшно перепуганы, бледны, одну трясет, у другой щека дергается.
Толкнул я Федю - он был капитаном на японской шхуне: "Пойдем, бочка там, знаешь?.." Пошли, бочку ту открыли и нацедили чайник спирта. Принесли, угостили их, а сами пошли смотреть, что же море натворило?.. А уже время - к утру, к рассвету. А в проливе по-прежнему полно обломков и крики людей не прекращаются - о помощи просят...
Пришел пароход "Амдерма", потом "Красногорск". Встали на якоря. Шлюпки спустили. Между обломков - на шлюпках, веслами их расталкивали. Сколько-то людей они вытащили.
Когда подошел мой сейнер, с трудом на него перебрался; помощник сразу же побежал свою семью разыскивать. К нам перелез и капитан с двадцать первого сейнера - муж сестры моей жены. Оказалось, деревянное суденышко его было повреждено, оно затонуло по палубу, а затем его выбросило на берег. Мы начали курсировать туда и сюда. Не знаю, сколько старпом до этого вытащил из воды людей - он успел сказать только, что спасал, - а мы подняли на борт семнадцать человек. Из обломков бывших строений.
Кроме того, понимая, что людям надо и переодеться, и поесть, вылавливали разные тюки, ящики - в основном охотились за продуктами и одеждой. Возле камелька, который топили во всю мощь, спасенные сушили рубахи, одеяла... Наша повариха из муки и яичного порошка - это мы тоже выловили в воде - беспрерывно готовила омлет и лепешки.
Вскоре начался снегопад, метель, штормовой ветер. Видимость уменьшилась. Продолжаем искать людей. Заметили среди обломков стеганое одеяло, такое розовое, атласное. Подошли к нему, зацепили багром - может высушим и кому-нибудь отдадим. Потянули, а под ним - оконная рама, и в ней застрял труп ребенка. Мы одеяло то не стали брать...
Когда к Северо-Курильску пробирались, боялись, как бы не напороться на что-нибудь такое, что может повредить или борт, или винт. Увидели кран береговой. Кран упал в море, и вот такая картина: из воды торчит стрела его с гаком, который для подъема груза, и шкентелем - тросом, и этот трос так согнут, что в нем зажата рука молодого парня; он висел лицом к стреле и, видимо, бился о нее - лицо разбито, и висел-то в трусах и майке, босой. Хотели мы его вытащить. Не получилось.
Сошли на берег, здесь на брекватере тоже... почему не смыло... На самом краю лежала мертвая кореянка, видимо, беременная - большой живот...Отошли, а дальше, из полузамытой щебенкой и песком яме, торчали рука и ноги. Жуть...
Люди, когда мы сказали им: грузитесь на сейнер, в первую очередь дети, женщины и старики, будем уезжать, - люди цепочкой проходили мимо трупов, узнавали своих родственников и молчали окостенело, словно ничего не соображая, - ужас до того парализовал их сознание, что не могли даже заплакать. На палубе размещались - в основном сидели - человек 50-65. И мы шли к пароходу.
Утром уже появилось несколько пароходов на рейде и были суда на подходе к нам - со стороны океана, в общей сложности единиц 10 или больше. Это наши. Но и американцы подходили - военный корабль и торговые суда. Они предлагали свои услуги, но им отказали. Во-первых, те бесплатно ничего не делают, а во-вторых, посчитали, что своих судов вполне хватит, чтобы эвакуировать людей.
И так четверо суток шел поиск людей в море и доставка их на суда. А на берегу, когда мы в третий или четвертый раз вошли в ковш для перевоза новой партии пострадавших, трупы уже были убраны, и не такая жуткая картина представала перед глазами людей. Люди были уже организованней, несколько спокойней, некоторые одеты в то, что сбросили с самолетов, иные собрали узелки с кое-какими продуктами. Но это, вероятно, были жители не Северо-Курильска, самого густонаселенного района, который охватило волной примерно на две трети, а его окраин - наводнение их не тронуло, а только напугало.
Что я тогда видел и что запомнил? Вот, например, начинается подъем к вулканам, стоят они круто, а в эту сторону - ровная площадка. На ней у японцев был аэродром - деревянный настил из брусьев для самолетов. Наши те брусья растаскали. Было тут что-то у военных, жило в домиках и немного гражданских. Волна сюда докатилась уже ослабленная, покупала людей изрядно, но погибших... вроде не было.
А вот здесь, за этим мысочком, - высокие скалы, по отливу ходили по берегу в Катаоко (Байково), во время прилива - только по верхней тропе. Но дальше стояло много строений прямо на берегу. Здесь были пирсы, к ним швартовались военные и рыболовные небольшие суда. И мы сюда не раз подходили, чтобы заправиться пресной водой, - так вот здесь много людей погибло.
А вот другое место. Тоже берег, низкий. Здесь, с океанской стороны, было расположено примерно два батальона солдат, как говорится, на границе... И вот представьте - ночь, время самого крепкого сна. И - внезапный удар гигантской волны. Все казармы и постройки в мгновения разбиты, ребята подхвачены водой... И кто мог спастись, и сколько времени уцелевший, раздетый сможет продержаться в холодной воде - ведь ноябрь. На берегу и то трудно было разжечь костер, обогреться - не каждому это удалось.
Помню, в Корсакове, в комиссии, которая
занималась устройством пострадавших в стихийном
бедствии, называли предварительную цифру - 10
тысяч человек. Считали, столько погибло. Ну, а
потом стали говорить по- разному: и менее тысячи,
и полтары тысячи. Когда только в одном Северо-
Курильске могло погибнуть гораздо больше...
Собственно, до сих пор неизвестно, сколько в
действительности было жертв в ту ужасную стихию.
Cейчас передо мною военная карта (двухверстка), теперь она рассекречена. Вот остров Шумшу, пролив, тут низкий берег, на нем жили люди, здесь высота примерно метров 30 над уровнем моря, дальше опять - на спуск, холмисто. Здесь стоял один консервный завод, там - другой, в этом же районе располагались магазин, радиостанция, судо-корпусной цех, склады рыбкоопа. А вон там стоял рыбокомбинат Козыревский. А на горе - ее тогда люди Дунькиным пупом называли - находились служба наблюдения и связи.
И в этом направлении был удар волны. Она, когда шла в море, быть может, была высотою в 20 метров, а когда вклинилась в узкое место, да еще с такой чудовищной скоростью, естественно, вздыбилась и кое-где, пожалуй, достигала 35-метровой высоты. Я уже говорил, как на моих глазах, снесло завод. То же самое было и с другими. И со всеми зданиями, которые попали под ее дикую мощь.
Внизу были склады рыбкоопа. Их, естественно, разрушило, товары там разные, мануфактуру поразбросало. Рулоны иные размотало, представляете?
Не обошлось и без смешного. Была у нас одна полудурочка - Маша, она, значит, потом подходит к размотанной ткани и собирается отрезать кусок. Солдат ей говорит: "Зачем трогаешь!", а она: "Это мое, это из дома унесло". Ну, прогнал он ее, а она с другого, как говорится, конца зашла, отхватила здоровенный мокрый кусок и потащила к себе...
В Северо-Курильске первая же волна разрушила значительную часть построек и, откатываясь назад, унесла много человеческих жертв. А второй вал, обрушившийся примерно через 20-25 минут, был такой огромной разрушительной силы, что срывал с места многотонные предметы.
Весь город массою обломков вынесло вместе с людьми в пролив, потом носило их туда-сюда, было, что аж на третьи сутки снимали людей с крыш разрушенных домов; это были японские деревянные дома, прочно сделанные, они под воздействием сил могли покоситься, сдвинуться, но разваливались полностью медленно, трудно.
И вот в ветер, в снегопад, который начался вскоре после цунами, женщину носило на крыше, на третьи сутки мы ее сняли. Естественно, все это время она всячески пыталась удержаться, у нее были сорваны ногти на руках, локти и колени избиты до костей. И когда мы ее снимали, она все цеплялась за эту крышу. А куда ее, как еще помочь?
Неподалеку стоял эсминец. Военные моряки почему-то не подпускали к своему борту гражданские суда, мы все равно подошли к нему, вахтенный офицер махнул: "Отойдите!". Я ему крикнул, что у нас очень тяжело раненая женщина, ее нужно обязательно в лазарет. Вышел старший офицер, приказал: "Примите швартовы!" Мы подошли, бросили швартовы, тут и матросы с носилками прибежали...
А в самое-то первое утро после этого наводнения, как только рассвело, из Петропавловска прилетели самолеты, а люди те, что успели от волны забраться на сопки, те люди были полуодетые, - кто в чем, - некоторые мокрые. Ну и начали сбрасывать теплую одежду, одеяла, сбрасывали и продовольствие. Это, конечно, здорово помогло людям.
Всю ночь напролет на сопках горели костры, люди грелись возле них, в вниз, туда, где вчера еще жили, спускаться боялись. А вдруг опять?.. Тем более, что объявили: дескать, могут быть еще волны и даже больше. Но к счастью, новых волн не было.
Один-единственный комбинат, который полностью уцелел от стихии, - это тот, что стоял в бухте Шелихова, со стороны Охотского моря, он остался абсолютно невредимым, если не считать, что вода его намочила, вот и все.
А вообще-то трагедия была очень большая, чудовищная, про такую вскользь нельзя ни говорить, ни писать. Стоит только опять о ней вспомнить, как перед глазами встают все новые и новые люди и страшные картины.
Ведь дело-то было перед праздником - перед 7 ноября. Но там, на Курилах, не как в больших городах, подготовка к празднику была почти незаметной, - там люди обычно готовились к долгой зиме. Запасали продовольствие. У меня, например, дома были бочонки фанерные с яичным порошком, сухим молоком. Разумеется, и рыба была. Мясо надо, ну так пошел, тушку барана взял целиком. Фрукты тоже никогда не покупали килограммами, обычно - ящик, два, а то и больше. Овощами трудно было запасаться, но и ими запасались, кто как умел, с судов, которые заходили нам. Но на праздники, конечно же, было бы больше свободного времени. И была бы повальная пьянка... Если бы такое бедствие произошло на праздники, жертв было бы гораздо больше.
Поздно уже, как говорится, много времени утекло, но о той трагедии надо и рассказывать, и писать - еще кое-где остались очевидцы той стихии. А своих тогдашних знакомых я уж почти и не вижу. В Невельске вот живет, если не уехал, Корбут - старшина водолазов по ремонту подводной части судов. Потом в Чехове - Кост, грек, тоже очевидец этого. Полищук - старший помощник, умер.
Тогда как это было освещено в печати? Например, приходят московские газеты, и что мы в них прочли о беде тысяч людей? Да почти ничего не было сказано, так, в обтекаемых тонах. Все, даже горе людей, было под большим запретом, все было спрятано, превращено в большую тайну. И документы эти лежали под грифом "Секретно".
Это мы, советские люди, ничего не знали, а рядом с нами те же японцы знали в общем-то все. А когда шла эвакуация людей с пострадавших островов, на следующий же день после той трагической ночи, сюда подошли американские корабли, приняли сигналы бедствия и подошли. В это время наших было судов, примерно, пять. Когда волна на рейде сорвала их с якорей, они дали ход машинам и вышли в Охотское поре, потом, с рассветом, вернулись, спустили шлюпки и вылавливали из море тех, кто еще был жив. Американцам, как я уже говорил, отказали, потому что своих судов было вполне достаточно. Но ведь они все знали и пришли на помощь. От кого же у нас делали секреты?..
Нам, пострадавшим, официально была выдана помощь, чтобы смогли выехать на материк? И многие уехали отсюда, другая часть выехала и вернулась, а большинство осело в разных городах и поселках Сахалина. Те, кто быстро уехал на материк, не получили заработную плату за последний период. Мне выдали зарплату только в середине декабря. Это и меня, и многих, наверное, как-то удерживало. Одежды тоже много выдали, и новой, и поношенной.
В Ворошилове (ныне Уссурийск) даже с завистью относились к нам, на время переброшенным туда: мы бесплатно питались, нам привозили товары, одни мы покупали, другие нам давали безвозмездно как материальную помощь. Местное население стало на нас коситься: мол, они ничего купить не могут, а к нам все новые товары прут; нас даже на поездах туда-сюда бесплатно возили. Тем, кто вернулся на Сахалин, было предоставлено и жилье. Да, вот еще деталь интересная. Наши родители на материке получили от нас письма из Ворошилова и тут же сами написали: что случилось, почему вы там оказались? То есть на материке вообще понятия не имели, что случилось на краю земли, на востоке.
А помощь пострадавшим по тем временам была существенная - в пределах 3-3,5 тысячи рублей. Там, на Курилах, некоторые жили в общежитиях, ничего у них не было, кроме той одежонки, что на них. А тут собрались дружки в роли свидетелей и давай говорить комиссии: мол, у него и то было и это. Один, например, твердил всем, что у него на острове-де было кожаное пальто, кожаные перчатки, все, дескать, в море смахнуло. Ну, получил три тысячи и на самом деле стал расхаживать в кожаном пальто, и перчатки надел кожаные с длиннющими пальцами, и туфли немыслимые. Попугаем его прозвали, но своего-то он добился.
Но это так, мелочь. А ведь там, на земле горя, было и мародерство... Например, когда уже в Ворошилове находились, у нас одна с океанского рыбокомбината тоже, как положено, получила помощь и начала скупать в магазинах вещи, да все подороже, и золото с серебром. На нее обратили внимание, проследили, что она скупает. Ну, конечно, справки навели: получила три тысячи, а накупила на все тридцать.
И вот ночью в клуб Сахарного завода, где нас временно разместили и мы на ночь выставляли дежурных, потому что находились хмыри, которые не прочь были поживиться чужим добром, а то, что люди трагедию пережили, это их не интересовало, - так вот вдруг появились дяди в полушубках. Кто такие? Зачем? Ну, они показали удостоверения - милиция, потом попросили, чтобы мы понятых нашли из тех, кто еще не спит, и заведующего клубом сюда не мешало бы. Затем эту женщину разбудили, предъявили ей ордер на обыск. И начали теребить ее вещи. Она, конечно: "Как вам не стыдно, куда лезете!". А как развернули белье, как показалась пачка денег, еще не совсем просохшая, так она и притихла. Затем в чемодане, в его двойном дне, обнаружили деньги. Разумеется, стали выяснять, где таким капиталом обзавелась.
И выяснилось, она с мужем, когда океанский комбинат смыло, увидели на берегу сейф. Взломали его, а там - зарплата всего коллектива, которую завезли да не успели выдать. Деньги эти они с мужем поделили, и она - в Ворошилов, а он - во Владивостоке остался. Ну, его там взяли.
А во Владивостоке на морском вокзале я другую картину наблюдал. Это когда мы пришли туда после бедствия. Моя жена - с детьми, сестра ее - с ребенком, четыре дня было, как родила, она вообще погибла бы, если б мы накануне цунами не уговорили больничный персонал отпустить ее - холодно там было. И вот мы идем с детьми да с вещичками, что успели захватить. А иной - с чемоданами, один другого толще. Ну, прямо словно торгаш какой из богатого края. Ему и говорят: "А вы вон в ту дверь пройдите". Потом, смотришь, выходит оттуда ни с чем - растрясли, и под конвоем.
Так что все было в этой трагедии: и смерть, и увечье, и сумасшествие, и горе, и мародерство, и нажива, и подвиг, и сочувствие, и сострадание...
Таковы люди. Такова жизнь.